Возвращаясь: я убеждена в том, что в испанской литературе была возможна монастырская поэзия потому, что к XVII веку испанская поэзия уже была такой многоопытной и хитроумной, что могла проникнуть и в келью. Наша же до сих пор такая дурочка, что умеет только слезы лить над своим же умилением. А ведь дело в том, чтобы, подобно Хуана де ла Крус, возопить: Куда ты делся, мой Возлюбленный, ушел не оставив следа... Или как Нарекаци. Не говоря уж о Псалтири. В этом смысле куда религиознее наша любовная поэзия. Впрочем, есть замечательные исключения: "Когда волнуется желтеющая нива", например. И Тютчев, и Пастернак.
Наша, навѣрное, къ ХІХ-му вѣку была не хуже, одна бѣда, что сплошь дворянская, — а монашество съ Петра стало чѣмъ-то вродѣ барщины и дѣломъ мужицкимъ. Дико представить себѣ, какъ Пушкинъ послѣ Лицея идетъ въ монастырь. Или Дельвигъ, или Вяземскій.
…А какъ придетъ въ монастырь человѣкъ изъ консерваторіи, ему поскорѣй даютъ носилки въ руки, песокъ таскать; посмирять, посмирять гордыньку-то. Сублимація классоваго антагонизма, должно быть. Нѣкій харизматичный московскій проповѣдникъ, помню, со вкусомъ и удовольствіемъ это излагалъ, про скрипача и носилки.
no subject
ничаво, баринъ, ничаво…
Re: ничаво, баринъ, ничаво…
а то очки одЪлъ
Re: а то очки одЪлъ