(no subject)

Александра Сергѣевича съ днемъ рожденья. Вотъ — вродѣ мрачное, но любимое, а подумавъ — у него ничто не мрачное:

Альфонсъ садится на коня;
Ему хозяинъ держитъ стремя.
«Сеньоръ, послушайтесь меня:
Пускаться въ путь теперь не время,
Въ горахъ опасно, ночь близка,
Другая вента далека.
Останьтесь здѣсь: готовъ вамъ ужинъ;
Въ каминѣ разложенъ огонь;
Постеля есть — покой вамъ нуженъ,
А къ стойлу тянется вашъ конь».
— «Мнѣ путешествіе привычно
И днемъ и ночью — былъ бы путь,—
Тотъ отвѣчаетъ.— Неприлично
Бояться мнѣ чего-нибудь;
Я дворянинъ,— ни чертъ, ни воры
Не могутъ удержать меня,
Когда спешу на службу я».
И донъ Альфонсъ коню далъ шпоры
И ѣдетъ рысью. Передъ нимъ
Одна идетъ дорога въ горы
Ущельемъ тѣснымъ и глухимъ.
Вотъ выѣзжаетъ онъ въ долину;
Какую жъ видитъ онъ картину?
Кругомъ пустыня, дичь и голь...
А въ сторонѣ торчитъ глаголь,
И на глаголѣ томъ два тѣла
Висятъ. Закаркавъ, отлетѣла
Ватага черная воронъ,
Лишь только къ нимъ подъѣхалъ онъ.
То были трупы двухъ титановъ,
Двухъ славныхъ братьевъ-атамановъ,
Давно повѣшенныхъ, и тамъ
Оставленныхъ въ примѣръ ворамъ.
Дождями небо ихъ мочило,
А солнце знойное сушило,
Пустынный вѣтеръ ихъ качалъ,
Клевать ихъ воронъ прилеталъ.
И шла молва въ простомъ народѣ,
Что, обрываясь по ночамъ,
Они до утра на свободѣ
Гуляли, мстя своимъ врагамъ.

Альфонсовъ конь всхрапѣлъ и бокомъ
Прошелъ ихъ мимо, и потомъ
Понесся рѣзко, легкимъ скокомъ,
Съ своимъ безстрашнымъ сѣдокомъ.